Рокировка - Страница 7

И ГЛЯДЯТ УНЫЛО ДЕВКИ ИЗ КУСТОВ...

Ночью был мороз, под утро температура поднялась выше нулевой отметки, потом снова опустилась до минус пяти, и глазок, расчищенный вчерашней сменой на заиндевевшем стекле, исчез. Так что вести наблюдение пришлось в открытую форточку.

Это было не очень удобно, однако выбирать не приходилось.

Старший сменного наряда ОПС<Оперативно-поисковая служба ФСБ, занимающаяся преимущественно наблюдением за объектами.>капитан Константин Зимородок соорудил пирамиду из двух столов и кресла, оделся потеплее и даже накрылся пледом с головой. Шесть часов зимой у открытой форточки — это не шутки, без соответствующих мер предосторожности к концу дежурства наблюдатель обретет бронхит вкупе с насморком.

И это в лучшем случае.

В худшем — свалится с двухсторонней пневмонией.

Так что Зимородок берег себя вполне сознательно.

К тому же, у него не хватало людей.

Недокомплект личного состава был настолько хроническим и давним явлением, что воспринимался уже как само собой разумеющееся. Желающих рисковать своими здоровьем и жизнью за зарплату, эквивалентную ста-ста пятидесяти долларам США в месяц, находилось немного...

Константин был человеком среднего росточка, жилистым, с лицом сухощавым и властным, но неброским. В «наружке» яркая "афиша<Афиша — лицо (жарг.).>" только вредит.

На службу в ОПС Зимородок перешел из контрразведки, «спасаясь от изнурительного умственного труда», как он сам любил говорить. Птичья фамилия капитана многих вводила в заблуждение: каждый высокий начальник непременно указывал ему на недопустимость представляться оперативным позывным. А позывной-то у него была совсем другой, нежный — Клякса. До прихода в ФСБ Клякса с отличием закончил пограничное училище, проехал страну вдоль и поперек, был дважды ранен и в свои тридцать с половинкой лет обладал вполне приличным иконостасом боевых наград, которые, впрочем, никогда не носил.

Он сидел, умело расслабившись, чтобы не затекали мышцы и, особенно, шея, курил, автоматически прикрывая тлеющий огонек сигареты в сложенной ковшиком ладони, и мозолил веки резиновыми уплотнителями окуляров двенадцатикратного бинокля.

Кира на кухне варила кофе.

Уже час, как шла Кирина смена, но Зимородок жалел своего заместителя. Она была самым опытным сотрудником и единственной женщиной в группе.

Кира внесла сервированный поднос, остановилась у порога, хмыкнула:

— Ты как пограничник Карацупа в засаде. Не хватает только верного пса и ржавой «трехлинейки» с примкнутым штыком и зарубками на прикладе...

— Не в засаде, но в секрете, — меланхолично поправил Константин, ни на миг не прерывая наблюдения. — И зарубки на прикладе погранцы не ставят. Это снайперский прикол. А я не снайпер...

Они давно работали вместе и Кира понимала оперативную обстановку по тону и прибауткам своего боевого начальника.

Сама она свой век прожила в Питере, была женщиной домовитой, рассудительной и хозяйственной. Особенно маскироваться ей было без надобности — лишь параноик в период обострения своей мании заподозрил бы в скромненькой простушке оперуполномоченного с почти двадцатилетним стажем. Только серые глаза иногда выдавали ее — внимательные, усталые и, как у многих опытных «наружников», печальные.

Не к месту были такие глаза для ее круглого и конопатого миловидного лица.

— Чья квартира-то? — деловито спросила она, поставив поднос, уперев руки в бока и оглядывая углы.

— А что? — капитан затушил окурок в блюдце.

— Кресло вон взгромоздил… полировку поцарапаешь. Куришь в комнате…

— Я в форточку, не затягиваясь. — буркнул Зимородок и беззлобно добавил. — Мужа учи.

— Он уже ученый, курит на лестнице.

— Сочувствую… Квартира-то… помощника одного. Он в санатории… Дедок старый… Мы ему путевку, он нам квартирку. А то мерзли бы сейчас на улице, как валенки Брунса<Брунс — капитан Сомов, один из сотрудников сменного наряда ОПС УФСБ по СПб и Ленинградской области, на замену которому прибыла группа капитана Зимородка. См. роман Д. Черкасова «Головастик. Свой среди своих» (прим. редакции).>. Похвалила бы своего начальника за сообразительность...

— Умница ты наш, Кляксонька. Что бы мы без тебя делали? Пропали бы, — напевно выдала Кира и фыркнула.

— Пропали бы, факт. И не ерничай с начальником. Начальство этого не любит…

Последние слова Зимородок произнес задумчиво и все тише, внимательно припав к биноклю.

Кира тотчас насторожилась и встала у окна, приложив руки козырьком к глазам, пытаясь хоть что-то разглядеть через расписанные ледяными узорами стекла. С минуту в комнате стояла тревожная тишина. Потом Клякса перевел дыхание, чуть откинулся в кресле:

— Так о чем мы?

— О тебе, любимом. О том, какой ты мудрый, благородный и заботишься о личном составе.

— Ложная скромность мне не присуща, все воспринимаю за чистую монету… А в процессе подхалимажа надо тонко чувствовать меру… Иначе звучит как издевательство. Начальство этого не любит…

— Ты это уже говорил.

— Говорил, — согласился капитан. — Я вообще говорлив не по годам. И умен.

— И откуда столько умища? — Кира разлила кофе по чашкам.

— Богатый армейский опыт… Еще часик поторчим — и отправлю тебя на базу. Сегодня получка, кто-нибудь из управы нагрянет, а у нас там бардак. А начальство…

— Начальство этого не люби-ит! — в тон ему пропела Кира.

— Ох, Кобра, — Зимородок назвал заместителя по оперативному позывному, — и всё-то ты знаешь...

— Опыт семейной жизни. Не меньше твоего армейского.